Другой Путь.Часть 1 - Страница 77

Я прихлебывал чай, слушая его рассуждения и изредка почти автоматически вставляя "ага, угу, конечно, да", но внезапно он остановил поток слов и спросил:

- Сильно Москва изменилась?

В этот момент скрипнул ключ в замке, и в дом вернулась Юля.

- Дед, - рассерженным голосом с порога заявила она, - ты меня больше в магазин за своим коньяком не посылай! Сам ходи за ним! На меня смотрели так, словно я алкоголичка какая-то! И продавать не хотели, пока паспорт не показала. А еще какие-то алкаши привязались, все третьей звали. Не пойду больше!

Я улыбался, вспоминая ее привычку все сваливать в одну кучу. Если утром сломался каблук - то и все остальные события дня будет плохими: вороны будут особенно черными, машины вонючими, а дети в песочнице - крикливыми.

- Вот! - она поставила бутылку на стол между нами. - Пейте!

Довольная устроенной демонстрацией своей значимости, удалилась из комнаты, она задержавшись на мгновение на пороге - проверить краешком глаз мою реакцию.

Я сидел спокойный и добродушный как Будда Майтрейя, хотя вряд ли Юленька знала, кто это такой. А Валентин Аркадьевич спрятал улыбку в своих знаменитых усах.

Мы действительно выпили по рюмке отвратительного трехзвездочного коньяка - чтобы у Изотова было оправдание перед внучкой. Еще немного поговорили о всякой всячине, и я стал собираться.

Уже стоя у открытой двери, Юля нашла в себе смелость спросить:

- Тогда, в автобусе, вы говорили со мной потому что я внучка деда Вали?

- Нет, Юленька, - доброжелательно улыбнулся я. - Тогда это была чистая случайность. Просто вы мне очень понравились.

- Так почему тогда...

- До свиданья, Юленька, - перебил я девушку и, спускаясь вниз по лестнице, услышал вслед тихое:

- До свидания.

Я вернулся в гостиницу и подарил дежурной по этажу "красиви рюсски матрошка", чтобы не оставалось сомнений в моем блуждании по галереям ГУМа, а то еще сообщит "куда надо". А мне сюрпризы вообще не нужны. Их и без того хватает.

На следующий день я улучил момент и позвонил Изотову из телефона-автомата на станции Кузнецкий мост - до нее было недалеко идти от гостиницы, но в то же время она располагалась на достаточном удалении, чтобы гарантированно не встретиться с кем-то из группы или сопровождавщих.

Павлов обещался ждать меня около полудня в холле Третьяковской галереи.

В условленное время я был на месте.

Георгий Сергеевич тоже совсем не изменился - такой же большой и грузный, только почему-то с палочкой.

- Здравствуй, Сережа, - поздоровался он. - Как ваши дела?

Мы потихоньку пошли по экспозиции, иногда присаживаясь на скамейки, и я объяснил Павлову причины своего появления. Как и ожидалось, ни о каком требовании вернуть половину денег он не знал, и, хоть и старался не показать виду, но заметно расстроился.

- Что же станем делать, Сережа? Так просто этого оставлять нельзя.

И только теперь в моей памяти о Чарли появилось четкое знание, что он был убит неизвестными в начале восемьдесят седьмого.

- Мы разберемся с ним, Георгий Сергеевич.

- Хорошо, Сережа, - вздохнул Павлов. - Жалко мальчика. Я читал о ваших успехах. Игорь (вот как звали Рассела!) достаточно подробно все изложил в своих сводках. Пока мне нравится то, что вы там наработали. А с Игорем... Такое не должно оставаться безнаказанным. И без него в нашей стране полно иуд. Но, кажется мне, что это еще не все, что ты привез мне?

- От вашей проницательности трудно что-то скрыть, Георгий Сергеевич. Да, это еще не все. Но..

- Рассказывай, Сережа.

Я собрался с мыслями и без долгих предисловий выложил свое желание:

- В следующем году осенью на всех мировых биржах случится невиданный коллапс. "Черный понедельник" назовут эту дату. Падение за один день будет колоссальным. От двадцати-двадцати трех процентов по основным индексам на европейских и американских биржах до сорока пяти на азиатских. Но в течение двух лет рынки полностью восстановятся.

- Интересно, - Павлов склонил голову. - И-и-и?

- Было бы очень хорошо, если бы на этот период времени в моем распоряжении оказалась значительная сумма. На порядок, а лучше на два больше, чем есть сейчас. Чем больше вход, тем больше выход.

- И где же я тебе ее возьму?

Он придержал меня за руку и усадил на скамейку перед огромным полотном с изображенной на нем горой человеческих черепов.

- Апофеоз войны, - прокомментировал картину Павлов. - Не знал художник Верещагин, что будущие войны будут вестись не на выжженных полях, а на площадках фондовых бирж. Однако результатами нынешних войн будут не жалкие горки костей и разрушенные кишлаки. Победитель получает весь мир. Право диктовать свою волю. Наверное, ради такой цели ничего не жалко?

- Не знаю. Наверное. У моей войны другие цели.

- Но итог будет тем же, - то ли спросил, то ли заключил Павлов.

- Знаете, Георгий Сергеевич, я два года не только делами занимался. Я читал. Читал все то, что невозможно прочитать здесь. И вот что я вычитал. Примерно в то же время, когда художник Верещагин в чине поручика ездил по гарнизонам Средней Азии, набираясь впечатлений для вот этой картины, на другом конце света шла война. И там этих черепов были не кучки, там горы громоздились до неба. Есть много точек зрения о причинах войны, о тех, кто ее развязал. Кто-то винит парагвайских диктаторов, возомнивших о себе невесть что, кто-то настаивает на том, что во всем виноваты безголовые бразильцы. Есть мнение, что войну развязали деятели из Британии, чьим пароходам было запрещено появляться в Парагвае, а банковские дома Бэрингов и Ротшильдов никак не могли втюхать парагвайцам - на тот момент единственной индустриальной стране в Южной Америке - свои кредиты. Но факты, факты: Парагвай до войны - ведущая южноамериканская страна без внешнего долга, без безработицы, без преступности, без инфляции, но зато со всеобщей занятостью, сытостью, образованием, которое, кстати, было бесплатным...